Несколько лет назад я ощутил подмену. Мир, конструирующийся вокруг, потерял свою легитимность.

Перестал быть единственно верным, единственно претендующим на тождество с реальностью. Пребывание в давно знакомых местах вдруг возродило иные способы восприятия этих мест.

Способы, вероятно, бывшие основными в детстве, в периоды «слабого» сознания.

Серьёзность этих едва уловимых актов аффективной мнемоархеологии заставила задуматься о том, что я назвал темпорологической конфигуративностью. Она заключается в расшатывании, преломлении привычной хронологии индивидуального бытия.

При этом подчёркивается несостоятельность характерной для нынешнего состояния общества акцентуации на прямой хронологической последовательности.

Несмотря на то, что время важная часть попыток описания проблемы, ощущается определённый скепсис в отношении центральности его положения. Время разделяет способы восприятия, зачастую оставляя между ними прорехи. Вероятно, оно и является одной из причин смены перцептивного регистра.

Тем не менее, отдать ему на откуп всю сущностную глубину регистрируемых ретроактивных колебаний представляется решением, лишённым подлинной исследовательской страсти.

По-своему истолковав наработки Ситуационистского интернационала касательно психогеографии, я углубился в непосредственное изучение взаимоотношений с местами, в которых прожил всю жизнь.

Было решено периодически отказываться от предлагаемых настоящим суррогатов, по ходу дела создавая собственную перцептивную топографию, основанную на транстемпоральном подходе к восприятию действительности.

Однако, было бы неправильным утаивать тот факт, что необходимость предпринятых действий продиктована лишь исследовательским интересом. Она также была осознана посредством страха.

Словно Христо и Жанна-Клод, в процессе монотонного «дрейфа» я пытаюсь упаковывать знакомые места и предметы плёнкой полузабытых способов восприятия этих же самых мест и предметов в прошлом, что помогает заново поверить в них.

Я пытаюсь понять, могут ли два разных образа воссоединиться, несмотря на время или же им суждено всё дальше удаляться друг от друга до тех пор, пока смерть актора этих восприятий не разорвёт едва реальную связь.

Отказ от этой деятельности вплотную граничит с отказом от «старых» образов, что вполне логично может закончиться их самоуничтожением.

Последовавший бы за этим приступ клаустрофобии в клетке тотальности настоящего мог бы стать личным «концом истории», десубъективирующим и фатальным, а оставшиеся пространства обречь на восприятие исключительно в качестве эрзацев.

Это, в том числе, рождает вопрос о том, почему именно те способы восприятия воспринимаются как подлинные, есть ли взаимосвязь между нарастающей с возрастом «сознательностью» и способом восприятия?

Если вернуться к понятию подмены, вполне закономерным будет вопрос – будут ли схожие процессы происходить со вновь прочувствованными местами, предметами и пустотами? Есть ли смысл цепляться за «здесь и сейчас» в тошнотворной турбулентности возможно тщетных попыток не позволить будущему случиться, а настоящему стать прошлым?

Несмотря на, казалось бы, заложенный в формулировке вопроса отрицательный ответ, я хотел бы отвернуться от этой слепой уверенности, дать возможность восприятиям смешаться, открыв дорогу новой внимательности ко времени, местам, предметам, и в, конце концов, людям, окружающим нас.

Эти фотографии запечатлевают места и объекты, хранящие в себе возможно бесконечное количество способов, которыми их воспринимали и воспринимают. Как и множество иных мест и объектов на Земле.

Что-то в них преобразилось коренным образом – исчезли некоторые объекты, появились новые. Но что-то до сих пор неизменно.

Фотография призвана стать новым отражением объекта во времени, попыткой метафизического соперничества с необратимым изменением всего и вся.

В большинстве случаев, запечатлённое на них уже практически не удостаивается осознанного человеческого внимания, встроившись в пьянящую поволоку повседневности.

Для меня же оно явилось ключом к осознанию в том числе и того, что тот образ восприятия, к которому мы привыкли, может в любой момент стать иным, подменив собой то, что казалось естественным, единственным и реальным.

Аудиозапись скомпилирована из домашних видеохроник нашей семьи с 1999 по 2001 года, а также записи телефонного разговора с арендодателем помещения, в котором около двадцати лет назад располагался магазин-пекарня.

Сейчас это самая «аномальная» зона в контексте данного исследования, рядом с которой описываемые явления характеризуются особенной интенсивностью.

Это не звонок в прошлое.

Скорее попытка связаться с тем временем, которого никогда не было. Попытка имманентно провальная.

Однако она косвенно указывает на то, что между множеством регистров восприятия сокрыта возможность диалога, готовая в любой момент рассеять гробовую тишину.